— Бери… Долго. Очень долго, почти до самой армии, не будет в жизни моего отца того рафинада. Но не только за сладкое и мясное вспоминал он со скрытым теплом тех немцев.
Нет, он вспоминал их за то, что каждый из того небольшого подразделения… Ну, сколько можно втиснуть в малую русскую хату с одной комнатой и кухней?
Три, четыре? Максимум — пять человек… Пусть даже три! Но эти трое, несмотря на кружившую рядом смерть, на кровь, грязь, большие и малые ужасы войны, смогли сохранить в себе толику душевного тепла.
По чистой случайности доставшейся не их родным и близким. А вот этому — светлоголовому и сероглазому, который чуть меньше, чем через двадцать лет станет моим отцом.