умением слушать. Бывало, придет, потопчется в передней — крепенький, аккуратный старичок, улыбнется смущенно и приветливо всем и пройдет бочком, словно извиняясь, в комнату.
Непременно выберет себе там уголок потеснее, немного повозится, усаживаясь, и превратится в слух! Сколько его ни проси пройти в центр, сесть на видном месте, только замашет руками, уверяя, что ему и так превосходно и чтобы не беспокоились.
И в самом облике его было что-то маленькое, уютное, сказочное. Словно пряничный старичок-домовой с круглыми щечками, облитыми старческим румянцем, большими морщинистыми ушами и щелочками блеклых глаз.
Взгляд их, однако, был быстр и цепок. Настоящего имени-то его никто не помнил, а может, и не знал. Называли изредка по отчеству — Каримыч, а больше: «Этот, как его?